Из России с любовью - Страница 31

Бонд почувствовал запах опасности. Это был не воображаемый, а настоящий запах — смесь пота и электричества. Снова сверкнула молния, и раздался сокрушительный раскат грома. Внезапно самолет показался Бонду очень маленьким и беззащитным. Тринадцать пассажиров! Пятница, тринадцатого августа! Бонд вспомнил предостережения Лоэлы Понсонби, и его ладони, лежащие на подлокотниках кресла, покрылись потом. Сколько лет эксплуатировался этот самолет? Сколько летных часов уже налетал? Может быть, усталость металла подточила основание крыльев? Возможно, он так и не долетит до Стамбула — рухнет и погибнет в Коринфском заливе.

В минуту смертельной опасности, когда ход событий не зависел от Бонда, он предоставлял себя судьбе, полностью отключаясь от происходящего. Только в полной безучастности было убежище для мятущихся чувств — страха, отчаяния, бессилия. И Бонд укрывался в этой безучастности, как укрываются в глубоких подвалах старинных домов люди, пережидающие разрушительный ураган. И вот теперь он удалился в это убежище, перестал обращать внимание на грохот, молнии и яростные броски самолета и сосредоточил внимание на неровном шве кресла прямо перед собой. Расслабившись, он ожидал окончания испытаний, выпавших на долю рейса «ВЕА—140».

В кабине стало неожиданно светло. Ливень не стучал уже по иллюминаторам самолета, а надсадный вой двигателей снова перешел в успокоительный глухой рев. Бонд выглянул из своего укрытия, убедился, что опасность миновала, и покинул его. Он медленно повернул голову и с любопытством посмотрел через овальный иллюминатор. Далеко внизу по синей глади Коринфского залива скользила крошечная тень их самолета. Бонд с облегчением вздохнул, Достал из кармана бронзовый портсигар и закурил. Он с удовлетворением отметил, что его рука, доставшая из портсигара сигарету с тремя золотыми кольцами, не дрожала. Не сообщить ли Лоэле, что она чуть не оказалась права? Бонд решил, что если сумеет найти в Стамбуле достаточно неприличную открытку, то напишет ей.

Снаружи тускнел умирающий день. Внизу промелькнула гора Гиметтус, синяя в вечерних сумерках. «Вайкаунт» промчался над ярко освещенными пригородами Афин, мягко коснулся колесами бетонной посадочной дорожки и подрулил к зданию аэропорта.

Вместе с горсткой молчаливых бледных пассажиров Бонд спустился по трапу и прошел в транзитный зал. Там он заказал стакан узу, залпом проглотил его и запил ледяной водой. Крепкая анисовая водка обожгла горло. Он поставил стакан и заказал еще порцию.

Когда громкоговорители объявили о посадке, уже стемнело, в безоблачном небе над городскими огнями плыла ущербная луна. Воздух был мягок от вечерней прохлады и аромата цветов, отовсюду доносился стрекот цикад. Вдали слышалась песня. Голос певца был отчетлив и грустен. Рядом с аэропортом залаяла собака. Бонд неожиданно вспомнил, что на Востоке сторожевые собаки не лают — воют всю ночь. По какой-то странной причине это вызвало у него ощущение радости и предвкушения удачи.

До Стамбула над темной поверхностью Эгейского и Мраморного морей полет продолжался всего полтора часа. Наконец самолет приземлился на бетонной дорожке аэропорта Эсилкой, пропеллеры замерли, и от недавно построенного современного здания аэропорта подкатили трап. Бонд поблагодарил стюардессу, прошел паспортный контроль и стал ждать, когда прибудет его багаж.

Итак, эти маленькие, аккуратно одетые служащие с настороженными лицами и есть современные турки? Бонд вслушивался в незнакомую речь и наблюдал: это были люди, недавно спустившиеся с гор; их глаза, темные и яростные, на протяжении многих столетий привыкли следить за овечьими стадами, сторожить их и замечать появление врагов на горизонте; следить за рукой со сжатым в ней ножом и за купцом, разменивающим монеты. Потому их глаза полны жестокости, подозрений и доверия. Они как-то сразу не понравились Бонду.

Когда он вышел из таможенного зала, от стены аэропорта отделился высокий худощавый мужчина в плаще и шоферской фуражке. Он поднял руку в знак приветствия, не спрашивая имени Бонда, взял из его рук чемодан и направился к сверкающему аристократу автомобильного племени — черному открытому «роллс-ройсу», изготовленному в двадцатых годах, предположил Бонд, по заказу какого-то миллионера.

Когда автомобиль выехал на шоссе, ведущее от аэропорта, и беззвучно помчался по асфальту, мужчина повернул голову и вежливо произнес на безупречном английском языке.

— Керим-бей просил передать, что сегодня вечером вам надо отдохнуть. Я приеду за вами завтра в девять утра. В каком отеле вы остановились, сэр?

— "Кристэл Палас".

— Отлично, сэр. — Шины «роллс-ройса» чуть слышно шуршали по гладкому асфальту.

Где-то далеко позади, на стоянке аэропорта, послышался треск мотороллера. Этот звук не привлек внимания Бонда. Он откинулся на мягкое кожаное сиденье и закрыл глаза.

14. Дарко Керим

Рано утром Джеймс Бонд проснулся в грязной комнате гостиницы «Кристэл Палас» на вершине Пера — возвышенной части Стамбула. Он рассеянно почесал правое бедро. Какая-то тварь укусила его. «Ну что ж, — подумай он раздраженно, — это следовало ожидать».

У входа в отель вчера вечером его встретил угрюмый портье в мятых брюках и рубашке без галстука. Бонд увидел вестибюль гостиницы с засиженными мухами пальмами в бронзовых кадках, пол из выцветших плиток мавританского кафеля и сразу понял, что его ожидает. Первое, что пришло ему в голову, — вернуться в машину и поискать другой отель. Но остановила Бонда охватившая его усталость. Тяжело вздохнув, он решил остаться, расписался в журнале для приезжих и последовал за портье.